Эмиграция и недвижимость

суббота, 11 июля 2015 г.

Одесский мозаист оформлял «деревенский домик» Брежнева, а в Штаты эмигрировал из-за «наездов» милиции

Отсюда
Несмотря на внеплановый экстерминатус всех комментариев и некоторое моральное устаревание самой рубрики, мы не собираемся отказываться от «Лица Города». Так что, обзор деталей и деталек одесской действительности будет продолжаться. Но в этот раз ваша редакция решила отойти немного в сторону от основной темы. Или, если хотите, углубиться в нее. Через еще не выпиленные комменты с нами связалась некая Мария Ковалева, гражданка Соединенных Штатов. Она рассказала, что приходится родственником одному из создателей мозаик. Как оказалось, знаменитый мозаист Валентин Федорович Ковалев жив, здоров, только проживает за океаном. Еще брежневских времен. А главное — 81-летний художник совсем не против пообщаться.
Итак, Валентин Ковалев, автор более чем двухсот мозаик, которые до сих пор украшают различные объекты на территории Украины, Молдавии и США. Родился в 1932-м году в Одессе. Детство провел в среднеазиатском Самарканде, где и познакомился с искусством составлять картины из кусочков стекла или керамики.

Валентин Ковалев, 1970-е

«Мне тогда было лет пять, — рассказывает мастер, — Самарканд — один из древнейших городов планеты, ровесник Рима. Его завоевывали Александр Македонский, Чингизхан и Тамерлан. Там сплелись воедино древнеиранская, тюркская и античная традиции. И вот одно из самый первых детских воспоминаний — это старый дед, который ковыряет стену и реставрирует обсыпавшийся орнамент. Он в лаптях, халате, а рядом с ним стоит арба, в которую впряжен осел. В повозке – куча разноцветных камней. Я подхожу к нему, сначала просто сижу рядом, а потом начинаю ему помогать. Он мне показывает, как кусочки мозаики складывать в цепочки, а я перебираю ему смальту по цветам. Так я и решил стать мозаистом».
После войны Валентин Федорович вернулся в Одессу. Окончил девятилетку, потом пытался поступить в художественное училище. Неудачно.
«На вступительном экзамене я принес деревянного орла собственного изготовления. Шикарный, помню, был орел. Но не помогло. Как потом выяснилось, дело было не в орле, а в том, что в художники брали или фронтовиков, или людей с полным образованием».
Он пошел в ремесленное училище, после которого трудился слесарем на заводе фрезерных станков имени Кирова. Когда пришла пора защищать Отечество, поступил в военное училище — чтобы не идти в армию простым солдатом. Но оттуда Ковалева выгнали — по его словам, за хулиганство, — так что, лямку рядового тянуть все равно пришлось.
Вернувшись на гражданку, будущий художник устроился шофером на завод шампанских вин, фасадную ограду которого сейчас украшают его панно. В свободное время пытался что-то делать руками. Перепробовал все — керамику, живопись, резьбу по дереву. От талантов Валентина были в восторге дети сотрудников, секретарши и бухгалтерия. Там же, на заводе, он познакомился с работником управления автомобильных и шоссейных дорог (нынешний облавтодор), который сманил одессита в это ведомство. Причем не шофером, а художником-декоратором.
Как раз в то время ударными темпами начала развиваться транспортная инфраструктура страны — победительницы фашизма. Из Одессы прокладывали автомобильные дороги на Киев и Кишинев. Каждую остановку, каждый перекресток и съезд с трассы нужно было декорировать. Этим и занимались декораторы дорожного управления. Как результат, в Одесской области и частично в Молдавии появились архитектурно однотипные, но разные в деталях остановки и придорожные магазины.
«Сначала мы делали остановки. Потом я зацепился в художественном фонде, где меня приглашали делать более крупные объекты — панно в домах культуры и прочих заведениях. Проблемы возникали из-за отсутствия образования. А тогда практики показывать сделанные работы не было, авторских прав ведь не существовало. Поэтому если у тебя нет бумаги, свидетельствующей, что ты художник, то приходилось подключать старших товарищей, чтобы, так сказать, талант подтверждали. Но руки у меня к этому делу лежали тогда и лежат до сих пор, а потому без работы я не сидел. Базары, школы, санатории – пока не случилась возможность уехать, я занимался любимым делом, несмотря на сопутствующие проблемы».
Находясь в современном культурном контексте, в это сложно поверить, но в те годы никаких идеологических посылов и «второго дна» в мозаики не закладывали. Это сегодня, в эпоху победившего постмодернизма, любое изображение является многослойным сообщением, которое требует расшифровки, ну а тогда все было иначе. Строек было много, а декораторов мало. Перед страной стояла насущная необходимость придать человеческий вид результатам социалистического варианта решения жилищного вопроса. Посему приветствовалась простая работа, без изысков и «намеков». Но и контроля было меньше, чем, скажем, в среде живописцев.
Декораторам на местах жилось довольно неплохо: заказчик принимает эскиз, а дальше – долгая, медитативная и любимая работа. И никаких худсоветов.
По словам одесского американца (или американского одессита?), работа начиналась с поступления заявки от предприятия или организации в художественный фонд. Затем,в зависимости от расположения стены, автором выбиралась тематика. Если детский сад, то рисовали обычно сцену из сказки; если школа – Тараса Шевченко или Пушкина. Дом культуры железнодорожников требовал, чтобы «наш паровоз вперед летел». Никаких абстракций — только хардкор соцреализм, хотя допускались и фантазии.
После утверждения эскиза мозаист приступал к работе. В среднем работа занимала шесть месяцев.
«При фонде была у меня своя мастерская. Выполняли много заказов, бывали даже левые. За прибылью мы никогда не гнались, просто любили свое дело. Работали для румын, создали даже панно для Брежнева, украсив его «деревенский домик» в заповеднике под молдавскими Унгенами. Это только ленивым нет работы ни в Союзе, ни в Штатах! Обычным делом был бартер. Бывало, приходишь к заказчику, у тебя – утвержденный эскиз, а у него — только голая стена и вагон какого-нибудь югославского кафеля. Приходилось поднимать знакомства, меняться с коллегами: ты им во Львов ящик плитки, они тебе оттуда чемодан смальты. Алмазные диски опять-таки были большим дефицитом, а без них работа могла очень сильно затянуться. Естественно, все эти наши движения привлекали милицию. Постоянные проверки, допросы, обыски, хоть и были обычным делом, мешали работе. В итоге, как только представилась возможность, я все бросил, взял семью и иммигрировал. На таможне у нас отобрали все фотографии, книги, даже семейный архив. Но я не держу зла, что было – то прошло».
Ковалев с семьей переехал в Штаты в 1979-м. Десять лет они прожили в Нью-Йорке, потом осели в Скотч Плэйнсе (штат Нью-Джерси), что в тридцати милях от «Большого Яблока». До переезда Валентин Ковалев работал на заводе. Сейчас он на пенсии, но о мозаичном искусстве не забывает. Его работы пользуются большим спросом среди местных церквей, синагог и у простых обывателей.
«Когда мы только приехали в Нью-Йорк, я буквально за неделю нашел себе работу. Устроился с сыном у одного итальянца, делали мы там керамику. Получал по восемь долларов в час, а мой сын – по шесть. Приличные деньги, как для 80-го года. Так мы проработали почти две недели, пока другие работники не начали шуметь: они-то получали по 15 баксов в час, а мы работали в разы быстрее и лучше, но зарабатывали меньше. В итоге наши коллеги пожаловались в «юнион» (профсоюз, — Ред.), и нас уволили, поскольку были проблемы с видом на жительство. Но потом я оформил все документы и устроился на государственный завод, гнул на станке листовое железо. А по выходным развлекался реставрацией местных мозаик и церковной утвари. У кого там нос деревянный у святого отвалится или название церкви посыплется… В Штатах специалистов по старине мало, а мне – только в радость. Когда никто ничего не заказывал, делал что-то для себя. Теперь дома сижу, как в музее: таких работ для души скопилось около пятидесяти».
Валентин Ковалев вполне доволен жизнью. Дети работают программистами, обзавелись своими семьями и наделали внуков. Об исторической родине и старых друзьях, естественно, вспоминает, но ностальгические чувства его не мучают: последний визит в Одессу четырнадцать лет назад оставил в основном негативные воспоминания. Особенно художника задело то, в каком состоянии находятся сейчас его работы.
Мозаист планирует дожить до 116-ти лет и передает привет знакомым из художественного фонда, Союза художников и спортивным друзьям-боксерам.
Автор — Алексей Кравцов