Впервые я оказался в Бельгии в феврале 2008 года — тогда и получил
возможность познакомиться с этой маленькой, даже по европейским меркам,
страной, оценить качество жизни, а главное — увидеть перспективы для
себя и своих детей. Тем не менее покинуть Россию мы решились только в
2011 году. Нас было трое: я, моя жена Настя и дочка Карина, которой было
на тот момент 2,5 года. Эмили родилась уже в Бельгии в 2013 году.
Мы уезжали как религиозные беженцы. Когда-то я был верующим-протестантом, креационистом, играл в христианской поп-рок-группе, занимался миссионерской деятельностью, учился в богословской семинарии в Москве, а в церкви был молодежным пастором. Но со временем я стал агностиком, а позже атеистом, и за пропаганду ряда идей в итоге меня официально отлучили от церкви, предав анафеме за ересь. source
Почти четыре года мы ждали вид на жительство, несколько раз получили отказ. Это было сложно, но мы не отчаивались и продолжали бороться. Поначалу мы не владели ни одним из трех государственных языков — ни французским или нидерландским (это основные), ни немецким.
Спасал нас английский, но в Валлонии, это французская часть Бельгии, он нередко оказывался бесполезным.
Мы уезжали как религиозные беженцы. Когда-то я был верующим-протестантом, креационистом, играл в христианской поп-рок-группе, занимался миссионерской деятельностью, учился в богословской семинарии в Москве, а в церкви был молодежным пастором. Но со временем я стал агностиком, а позже атеистом, и за пропаганду ряда идей в итоге меня официально отлучили от церкви, предав анафеме за ересь. source
Почти четыре года мы ждали вид на жительство, несколько раз получили отказ. Это было сложно, но мы не отчаивались и продолжали бороться. Поначалу мы не владели ни одним из трех государственных языков — ни французским или нидерландским (это основные), ни немецким.